Запорожское козачество как Православный военно-монашеский Орден

  В отличие от “великорусского” казачества, в применении к запорожскому (днепровскому) более уместно написание “козачество” - соответствующее малороссийскому произношению. Выражение “украинское козачество” неуместно по той причине, что термин “Украина” в описываемый период употреблялся разве что в частном обиходе, в значении “окраина” (хотя само название “Украина” встречается в русских летописях ещё в конце XII века: так, смотря из Киева, называли Залесье - будущую Великороссию).

  “Украиной” Речи Посполитой называли свою землю её жители. Но при том даже полонизированные шляхтичи и магнаты, имевшие владения на данной территории, продолжали считать себя русскими. Например, злейший враг днепровского козачества, хотя и являвшийся потомком одного из его основателей, князь Иеремия Вишневецкий, в разгар войны с Богданом Хмельницким начинал свои воззвания так: “Я, Князь Иеремия Вишневецкий, Воевода Русский…”

  Обычно феномен военно-монашеских - или, как их ещё называют, духовно-рыцарских Орденов - связывают с римско-католической верой и западно-европейской культурно-исторической традицией, с возникшими в эпоху Крестовых походов Орденами странноприимцев-иоаннитов, храмовников-тамплиеров, кавалеров Святого Лазаря, Благой Смерти, тевтонских рыцарей. Несколько меньше известны схожие духовно-рыцарские братства Иберийского полуострова - Ордены Святого Иакова и меча (Сантьяго), Сальватьерры (Калатравы), Алькантары, Пресвятой Девы Монтезской, португальские Ордены Эворы (Святого Бенедикта Авизского), рыцарей Христа и т.п.

  Между тем, столь же точно подходит под определение духовно-рыцарского братства или Ордена такой широко известный феномен православного мира, как Запорожское козачество (возникшее на территории средневековой Речи Посполитой, на стыке западного христианского мира с восточным).

  Ещё известный предводитель казаков Остап Дашкович, староста чигиринский и каневский, в первой половине XVI века предлагал сейму Речи Посполитой организовать защиту Днепра от набегов крымских татар посредством постоянной стражи из 2 000 казаков, устроив за днепровскими порогами рыцарскую школу.

  Как писал в 1841 году А.Скальковский, член Одесского общества истории и древностей - “Запорожцы, т.е. славянские витязи, составляли род военного братства, учредившегося подобно римско-католическим монашеско-рыцарским орденам… В наше время многим, даже и сведущим, читателям покажется странно и непонятно, чтобы полуобразованные казачьи ватаги, почти безграмотные и к семье европейских народов не принадлежащие, явились на историческое поприще в виде рыцарского общества тогда, когда все другие Ордена уничтожились и остались только в грамотах, именах и гербах дворянства западного... 
  Мне кажется, что именно по причине падения рыцарских римско-католических Орденов, явились витязи православного исповедания. Подобно первым, они были связаны таинственными узами: братства, или товариства (от польского слова towaryzstwo - общество); веры, ибо никто не мог быть казаком, если не был православным, так что пришельцы всех других религий принимались в общество не иначе, как после принятия ими обрядов восточной Церкви или православия. Они были обречены обету послушания, ибо не только вся община, но даже церковь запорожская, не завися ни от каких епархий, повиновалась только одному начальнику Ордена (магистру, grand-maitre), т.е. кошевому; обету безбрачия (castitatis), ибо, как всем известно, только неженатые участвовали в военных подвигах войска и составляли кош. Наконец, та же цель, то же призвание: война с врагами христианства и зашита государств (западно-европейских или славянских, все равно), от наездов турецких и татарских, собирает равно и запорожцев под свои бунчуки и хоругви, а тевтонских рыцарей под сень знамён Богородицы Марии”.

  В самом деле, Запорожская Сечь - или, как говорили сами казаки, Сичь (буквально - “лесная засека”), расположенная на острове Хортица, и, тем более, Запорожский Кош - были ни чем иным, как огромным мужским монастырём, куда вход женщинам был запрещён. Безбрачие - одно из обязательных условий принятия в “товариство”. В одной козацкой “думе” отец, провожая сына к запорожцам, наставляет его:

   Мы жинок мусимо любыты
   Так, як наших сестер, материв,
   А опричь их нам треба никого не любыты,
   И утикаты от злых чороив.
   Бо ты знаешь, мiй милый сынку:
   Лыцареви треба воюваты,
   А тоби буде жаль жинку зоставляты.

  Точно так же монастырями, запретными для любых особ женского пола, были крепости военно-монашеских Орденов римско-католического мира - прецептории-“храмы” тамплиеров, “госпитали” иоаннитов, командории Тевтонского Ордена.

  Для сечевых козаков степь заменяла командорию, земляные укрепления - “радуты” и курганы - “могилы” - сторожевые замки, острова и днепровские лиманы - скиты и монастыри.

  А. Скальковский писал: “Подобно рыцарям, запорожцы давали обет безбрачия (castitatis), послушания кошевому атаману (obedientiae) и бедности, убожества (pauperitas): в Сечи никто не имел собственности, а хотя и были паны, обогатившиеся торговлею или войною, но все их имущество, как безбрачных, считалось собственностью общины запорожской. Владельцы земель и женатые уходили из Сечи и селились в степи (т.н. “сидни” или “гнездюки” - В.А.). Наконец, подобно рыцарям, они вели вечную борьбу с мусульманами-турками и татарами, хотя по страсти к разбоям и грабежу, нападали иногда и на христианские (русские и польские) границы, что случалось и с меченосцами и с другими, им подобными, вооружёнными рыцарскими братствами”.

  Француз Пьер Шевалье сообщал в 1663 году: “Чтобы кандидату быть признану за истинного козака, должно было переплыть Днепровские пороги и следственно побывать на Черном море, подобно тому, как Мальтийские кавалеры для достижения высшего звания в своем Ордене обязаны участвовать в их «караванах», т.е. сражаться на их галерах против неверных”.

  Европейские рыцари, вступая в Орден, принимали постриг, приносили обеты целомудрия, послушания и нестяжания, отказывались от своего имущества и родового герба и принимали монашеское имя - иными словами, “умирали для мира”. Так же и запорожцы. При вступлении в сечевое “товариство” и они “умирали для мира” - приобщаясь к рыцарскому братству, принимали вместо своего прежнего имени нарочито уничижительное прозвище (Бородавка, Вовк, Ворона, Гнида, Голота, Держихвист-Пистолем, Задерихвист, Кирдяга, Корж, Кривонос, Лысыця, Лупынос, Малюта, Махина, Не-Рыдай-Мене-Маты, Непийпиво, Неижмак, Пивторакожуха, Пидкова, Рогозяный-Дид, Свербыгуз, Святоша, Семи-Палка, Сиромаха, Шкода, Шмат, Часнык и проч.), обязывались, подобно монахам, не иметь имущества (всё добытое в походах пропивалось), беспрекословно слушать своих “отаманов”, избиравшихся из членов братства (подобно тому, как избирались “магистры” - главы католических духовно-монашеских Орденов).

  Вступивший в братство причислялся к одному из «куреней», на которые делилась Сичь. Куренем (от монголо-татарского “курен” - «двор») именовалось «общежитие», имевшее своё помещение, где проживало около 150 казаков. Новоприбывшему куренной отаман отводил в курене место в 3 аршина длины и 2 ширины для установки нар: “Ось тоби i домовина, а як умреш, то зробим ще коротшу”.

  В отличие от военно-монашеских Орденов Западной Европы, близких по структуре к ремесленным цехам и ложам, Запорожская Сечь имела структуру пастушеского кочевья, что выражалось в соответствующей должностной иерархии и атрибутике. Самоназвание главной ставки Запорожья - Кош - и его устройство родственны понятию “кхош” (укрепленный табор, по-древнерусски “товар” - отсюда “товарищ” и “товариство”, как называли свое братство сами запорожцы!) у тюркских кочевников. У тюрок “кхошем” назывались 10 объединённых вместе овечьих отар - и Сичь к 1775 году подразделялась на 10 округов – “паланок”. При каждой отаре у тюрок состояло по три пастуха, причём самый опытный возглавлял всех пастухов “кхоша” и назывался “одаман” (что очень похоже на “отаман”!).

  Управление всеми малыми отарами-стадами было сосредоточено в “кхоше”, где проживал одаман. По аналогии, казаки под “Сичью” понимали столицу всего козачества, а под “Кошем” - своё козацкое “правительство” во главе с кошевым отаманом.

  Будучи братством христианских рыцарей, казаки именовались также “Арматным (вооружённым) Стадом”, возводя себя к евангельскому “малому стаду” (Лк. 12,32). В кошевом отамане, которому вручался тростниковый пастушеский посох-булава с золочёным яблоком-навершием, видели воплощение Пастыря Доброго. Уговаривая Богдана Хмельницкого в 1648 году возглавить их, казаки говорили: “Мы как стадо без пастуха!”

  Передача власти и в Орденах Запада, и в Запорожском Коше зависела от авторитета кандидата на должность главы Братства, а подчинение ему - от признания. Выбор определялся преимущественно превосходством в воинских науках и авторитетом, но не давал ему, как и Магистру военно-монашеского Ордена, права распоряжаться судьбой братства единолично. Во всех важнейших вопросах отаман и подчинённые непосредственно ему высшие должностные лица (старшина) обязаны были советоваться с “товариством” (Войском). Решение принимало прежде всего Войско, и лишь затем - отаман и старшина, что явствует из запорожских грамот.

  Именуя себя “товариством”, запорожцы подчеркивали принадлежность к воинскому, рыцарскому сословию. В войске Речи Посполитой той поры “товариством” cчитались исключительно рыцари-кавалеры шляхетского рода, служившие в тяжеловооружённых гусарских и панцерных (именовавшихся, кстати, самими поляками ещё и “козацкими”!) хоругвях - воины же простолюдины именовались “жолдацтво” (“солдаты”, наёмники).

  Если для войска средневековой монархии авторитет венценосца - помазанника Божия - являлся объектом веры, то для всякого духовно-рыцарского общества могущество выборного отамана (магистра) - очевидная реальность, не требующая религиозного поклонения. Но от этого отнюдь не утрачивающая своего сакрального характера! Подобно тому, как покровитель Христианского воинства Святой Архистратиг Божий Архангел Михаил и возглавляемое им Воинство Небесное, в строгом соответствии с иерархией ангельских чинов, окружали Престол Господень, так и запорожцы при избрании кошевого отамана охватывали выстроенным по “военным степеням” кругом главный сечевой храм - Покрова Пресвятой Богородицы. Так православное “степное рыцарство” зримо воспроизводило предвечное рождение Христа-Еммануила, окружённого воинством Архистратига и как бы благодатно воплощавшегося в кошевом отамане.

  Дистанция, разделявшая Войско и кандидата в “кошевые отаманы”, набравшего наибольшее число голосов (в буквальном смысле слова, ибо голосовали криком), подчеркивалась не возвышением его, а, напротив, ритуальным унижением. Упиравшегося (по обычаю, с целью подчеркнуть свою скромность) избранника “товариства” выталкивали на площадь со словами: “Иди, скурвий сину, бо тебе нам треба, ти тепер наш батько, ти будешь у нас паном”.

  Ритуал поставления кошевого напоминал ритуал помазания на Царство. Однако вместо святого мира, выбритую (как тонзура рыцарей-монахов) макушку новоизбранного батька седоусые “диды” мазали площадной грязью - в качестве своеобразной реминисценции последования панихиды: “…земнии убо от земли создахомся, и в землю туюжде пойдём”.

  Чин кошевого “пана-отца” соответствовал чину Верховного Магистра военно-монашеских Орденов, совмещавшего в одном лице высшую гражданскую, военную и духовную судебную власть. Во время богослужений кошевой пользовался в храме особым местом, наподобие Царского (“бокуном” или “стасидией”). На имя “Его Вельможности Кошевого Отамана” адресовались не только монаршии, но и церковные грамоты. Ему присягало не только “арматное стадо”, но и духовные его пастыри. Любой священнослужитель, начиная с настоятеля сечевого храма, мог быть по требованию кошевого немедленно удалён из Коша!

  Тростниковая булава кошевого служила явным указанием на “трость”, которую “не преломит” Возлюбленный Отрок (Ис. 42б3; Мф 12,20) и которая затем, во время Страстей Господних, появляется в деснице Христа (Мф. 27,29). В период пребывания кошевого в Сичи над его ставкой поднимался белый прапор. Над свежей могилой усопшего “сечевика” также устанавливался стяг белого цвета - между прочим, имевшего первостепенное значение и для большинства военно-монашеских Орденов Запада.

  Известна также тесная связь между запорожцами и старцами Святой горы Афон (как и на Западе - между монашескими и рыцарскими Орденами: бенедиктинцы-госпитальеры, цистерцианцы-тамплиеры и т.д.). Многие казаки заканчивали свою земную жизнь подвижничеством на этом “православном Олимпе”.

  При сечевой церкви имелась школа для обучения юношей, “шпиталь” для больных и раненых, что также роднит Сичь со странноприимными военно-монашескими Орденами (прежде всего Мальтийским).

  Что касается общего для всех духовно-рыцарских Орденов обета нестяжания, то общепринятым самоназванием запорожских казаков было “сиромахи”, “сирома”, “сиромашня” - т.е. “сироты”, “бобыли”, “бесприютные”. Одним словом - сирые (убогие, нищие) - бедное рыцарство, сознательно расточающее отнятое у врагов Христианства богатство.

  О фактическом принятии ими обета целомудрия уже говорилось. Добавим лишь, что при этом запорожцы, подобно рыцарям-монахам Запада, горячо почитали Пресвятую Богородицу. Главным храмом Сечи был собор Покрова Пресвятой Богородицы, чей праздник имел для “степных рыцарей” двойное значение. Под омофором Богоматери они не боялись ни вражеского оружия, ни грозной морской стихии; под покровительством Приснодевы сохраняли целомудрие и исполняли принесённые обеты.

  Конечно, в Запорожское Войско, наряду с неженатыми сечевиками (полноправными рыцарями-монахами, или “профессами”), входили и женатые гнездюки. Но последние не являлись полноправными членами братства и не имели права именоваться “товарищами” или “лыцарями” (занимая положение “сервиентов” - “полубратьев” западных духовно-рыцарских Орденов). Им, по неписанному войсковому обычаю, запрещалось жить на территории самой Сичи, куда преступлением считался привод женщин, будь то даже родная мать или дочь.

*     *     *

  Но главное, что роднило православных “степных рыцарей” с их западноевропейскими собратьями по духу - это их основное жизненное предназначение: защита Христианства от натиска исламских орд. Связанные, подобно членам католических Орденов, упомянутыми Скальковским тройными узами общины (societas), веры (religio) и призвания (vocatio), заключавшегося в вечной, духовной и телесной “брани против мира сего”, они были рыцарями-крестоносцами в полном смысле этого слова - “по гроб жизни”.

  Характерно в этом смысле обычное воззвание, с которым сечевики обращались перед походом на татар или турок к рассеянным по расположенным вокруг Сичи сёлам “гнездюкам” (“вассалам” Запорожского Ордена): “Кто хочет за Христианскую веру быть посаженным на кол, кто хочет быть четвертован, колесован, кто готов принять всякие муки за Святой Крест, кто не боится смерти, приставай к нам!”

   Те немногие, кому выпадало редкое счастье не “сложить буйну голову на копьё бусурманское” в “Диком поле”, “земле незнаемой” “Слова о полку Игореве”, и впрямь уходили в монастырь, в “святую Браму”, как об этом повествуется в многочисленных козацких “думах”. В сочинении малороссийского историка П.А. Кулиша “Чорная Рада” (1860 г.) так описывается “прощание козака со светом”:

  “Музыка ударяла «весело» и компания трогалась в путь… Впереди всех на прекрасном боевом коне несся сам прощальник «сивоусий»; нередко и он сам сходил с коня, пил, ел и пускался “навприсядки”. Всех встречных и поперечных он приглашал в свою компанию, угощал напитками и предлагал всевозможные закуски. Если он увидит на своем пути воз с горшками, немедленно подскакивает к нему, опрокидывает его.., и вся веселая компания его тотчас подбегает к горшкам, пляшет по ним и разбивает вдребезги. Если он завидит воз с рыбой, также подскакивает к нему и… всю рыбу разбрасывает по площади и приговаривает: “Iжте, люди добрi, та поминайте прощальника!” Если он наскочит на “перекупку” с бубликами, то… забирает у нее все бублики и раздает их веселой компании. Если попадется ему лавка с дегтем, он…скачет в бочку с дегтем, танцует в ней и выкидывает всевозможные “выкрутасы”. За всякий убыток… платит потерпевшим червонцами, разбрасывая их вокруг себя “жменями”. Так добирается прощальник…до самого монастыря; тут компания его останавливается у стен святой обители, а сам он кланяется собравшемуся народу на все четыре стороны, просит у всех прощения, братски обнимается с каждым и, наконец, подходит к воротам монастыря и стучит в них:

  - Кто такой? - Запорожец! - Чего ради? - Спасатися!..

  Тогда ворота отпираются, и прощальника впускают в обитель, а вся его веселая компания… остаётся у ограды монастыря. Сам же прощальник, скрывшись за стеной монастыря, снимает с себя черес (пояс) с оставшимися червонцами, отдает его монахам, сбрасывает дорогое платье, надевает грубую власяницу и приступает к тяжелому, но давно желанному “спасению”.

   Свята брама одчинилась -
   Козака впустили,
   I знов брама зачинилась,
   Навiк зачинилась
   Козаковi…”

  Описанные действия «прощальника» - битьё горшков, т.е. сокрушение «сосудов глиняных» (Откр. 2, 27 и др.), насыщение народа рыбой (символом Христовой любви) и бубликами, т.е. хлебами - опять же по Евангельскому слову, насмешка над дегтем-смолой, как главным адским атрибутом (вспомним гоголевского запорожца из “Тараса Бульбы”, у которого “шаровары были закапаны дёгтем”!) - являлись зримым свидетельством преодоления двойственности жизни “степного рыцаря” в момент принятия им “ангельского чина” - бесповоротного личного разрыва с земным миром. Кроме “смерти для мира” в стенах “святой Брамы”, для запорожца, как и всякого Христова рыцаря, существовал и другой способ “ухода от мира” - славная смерть в бою с врагами Веры Христовой.

  Так и престарелые рыцари-монахи Запада доживали свой век в инфирмериях (богадельнях) крепостей-монастырей.

  Как известно, католические рыцари-монахи отважно сражались с врагами Христианства не только на суше, но и на море. Флот Тевтонского Ордена очистил Балтийское море от пиратских шаек “витальеров” и в 1396 году уничтожил главное разбойничье гнездо - г. Висби на острове Готланд. Флот иоаннитов, именовавшихся в разные периоды своей истории “кипрскими”, “pодосскими” и “мальтийскими” рыцарями, был грозой мусульманских корсаров Средиземноморья, отправив на дно морское за несколько столетий бесчисленное множество турецких кораблей - a в 1571 году в морской битве при Лепанто сломил становой хребет турецкого могущества в Средиземноморье.

  Запорожские казаки также отважно бились с турками на море. На юрких многовесельных “чайках”, прямых преемницах древнерусских однодеревок, они захватывали многопушечные турецкие “катарги” и не раз, по выражению Гоголя, “шарпали” берега захваченной пришедшими из глубин Азии турками древней христианской Анатолии.

  Вооружение казаков состояло из мушкетов-самопалов, пистолетов, сабель, сагайдаков (луков со стрелами), пик, дротиков и боевых топоров. Огнестрельное оружие имели почти все запорожцы. Не случайно на гербе, дарованном Запорожскому войску королем Стефаном Баторием в 1576 году - казак с мушкетом на плече. Согласно французскому военному инженеру Гийому Левассеру де Боплану, служившему правительству Речи Посполитой в 30-40-е годы XVII века, казаки метко стреляли из пищалей (самопалов) - “обыкновенного своего оружия”.

  Каждый конный казак имел по 4 пистолета и 1-2 заводных коня, чтобы во время похода не уступать татарам, всегда имевшим заводных коней. В морской поход каждый брал с собой по 5-6 мушкетов. В Сичи всегда имелось не менее 50 пушек и множество превосходных артиллеристов.

  Любопытно, что сами запорожцы, по описаниям современников-западноевропейцев, иногда называли себя “мальтийскими кавалерами” и носили на шее восьмиконечные мальтийские крестики с “ласточкиными хвостами” на концах (символизировавшими восемь категорий блаженных из Нагорной проповеди Спасителя). Разумеется, они могли заимствовать мальтийские кресты не обязательно напрямую у рыцарей Мальтийского Ордена, а через воинов польско-литовской Речи Посполитой. Ведь отборные войска её, тяжеловооружённые гусарские и панцирные хоругви, состояли из рыцарей, украшавших свои кирасы и флюгера на копьях “кавалерскими” мальтийскими крестами.

  Сходство с символикой Мальтийского Ордена усиливалось ещё и за счёт одинаковой - красно-белой - цветовой гаммы. Не случайным в этой связи представляется и тот факт, что все основные ордена Речи Посполитой - Святого Станислава, Белого Орла и “За военные заслуги” (“Виртути милитари”) - в основе своей - мальтийские кресты. То есть всё воинское сословие этого пограничного с миром ислама христианского славянского государства воспринимало себя как братство рыцарей-крестоносцев, “поборающих на поганых”. Тем более, что в нём в котором находилось и крупнейшее в Европе Приорство Державного Ордена рыцарей-госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского, Родоса и Мальты (Мальтийского Ордена) - Острожский майорат. Запорожское православное “лыцарство”, столетиями тесно связанное с воинским сословием Речи Посполитой, привыкло считать эти “крестоносные” ценности своими.

  К слову сказать, более детальное знакомство с эмблематикой и регалиями Запорожского Войска опровергает ещё бытующие представления о нём как об ораве голодранцев. Вслед за тростниковым атаманским пастырским посохом - булавой или палицей (нередко золоченой и осыпанной драгоценными каменьями) - в набор войсковых “клейнодов” входили:

  - шелковое красное знамя с белым мальтийским крестом по центру (и белым орлом на обороте), образами Спасителя и Архистратига Михаила по бокам;
  - бунчук с черным и белым конским волосом;
  - пернач-шестопёр с 6 перьями над шаром;
  - серебряная войсковая печать, изображавшая казака в полном вооружении, остроконечной шапке и с копьём, “стоящим пред рыцарем, воина бодрствующего знаменующим”;
  - паланочные (окружные) и куренные (полковые) печати с различными геральдическими фигурами, обозначавшими в христианской символике определённую идею (льва, коня, оленя, звезды, луны, солнца, лука, меча, стрелы и пр.);
  - литавры - серебряные котлы с натянутой на них кожей и деревянными колотушками, в которые бил (“довбил”), созывая на раду, специальный литаврщик - “довбыш”.

  Не все эти символы власти были знаком достоинства кошевого отамана. Войсковая печать была инсигнией войскового судьи, серебряная чернильница - войскового писаря. Инсигнией “осаула” (есаула) являлся особый жезл. Перечисленные “члены правительства” вместе с кошевым как бы символизировали 4 стороны света, необходимую полноту - и, в конечном счете, рациональность орденской организации.

  Кроме того, в Запорожском войске имелась “полковая старшина” (полковник, писарь и есаул) и войсковые служители - подъесаулий, довбыш-литаврщик, поддовбыший, канцеляристы, пушкарь (заведующий артиллерией и хранитель пороховых запасов; кроме того, в пушкарне содержались преступники), подпушкарный, гармаши (артиллерийская прислуга); толмачи-переводчики; шафар (от немецкого schaffner), наблюдавший за состоянием перевозов через Днепр и взиманием платы с пользующихся перевозами); контаржей (наблюдавший за мерами и весами и собиравший налог с торговцев)… В каждом курене имелся свой куренной отаман, заботившийся о провианте, топливе, хранении одежды и денег и обладавший значительными административными правами в отношении казаков куреня.

  Права запорожцев на владение перечисленными клейнодами-регалиями подтверждались монархами Речи Посполитой и соседних держав, а позднее - московскими Царями и российскими Императорами. Они почитались, как воинские святыни и хранились в войсковом храме Покрова Пресвятой Богородицы.

  Сам факт, что Запорожский Кош, помимо общевойсковых знамени и печати, располагал также куренными клейнодами, приравнивал его членов, по крайней мере, к кавалерам-баннеретам рыцарской иерархической пирамиды. Кстати, в Речи Посполитой термин “клейнод” означал также “герб”, “патент на дворянское звание”.

*      *       *

  Положение вещей изменилось лишь в начале XVII века, при короле Сигизмунде III Вазе, фанатичном католике и выученике иезуитов - заклятых врагов не только Православия, но и Мальтийского Ордена! Они решили помочь Ватикану (давно стремившемуся подчинить своему влиянию и казаков, и мальтийских рыцарей) окатоличить всё население Речи Посполитой - считавшейся дотоле, по сравнению с другими европейскими государствами, настолько веротерпимой страной, что её даже прозвали “убежищем для еретиков”. Ватикан думал использовать её огромные материальные и людские ресурсы в целях Контрреформации. Изменилось всё самым роковым образом - как для самой Речи Посполитой, так и для козачества в его традиционной форме существования.

  50-тью годами ранее, кстати, провалилась аналогичная попытка папского престола и иезуитов при помощи нескольких Лжедимитриев и многочисленных русских «воров» приковать к ватиканской колеснице Московскую Русь.

  Остаётся добавить, что западные военно-монашеские Ордены, хоть и представляли собой жесткие иерархические структуры (являясь, подобно Сичи, государством в государстве), были враждебны монархиям, на территориях которых располагались их владения. И в этом смысле разгром Запорожской Сечи Екатериной II имеет явные черты сходства с разгромом Ордена тамплиеров французским королем Филиппом Красивым.

  Впрочем, судьба других духовно-рыцарских Орденов была, в конечном счёте, не многим лучше. Немецкий (Тевтонский) Орден рыцарей Пресвятой Девы Марии потерял большую часть владений в результате их секуляризации и превращения в светское герцогство Прусское последним Верховным Магистром в Пруссии Альбрехтом Гогенцоллерн-Ансбахом - а уцелевшие в Ливонии тевтонские рыцари со временем превратились в заурядных помещиков (т.н. “остзейское дворянство”). Уцелевший на территории “Священной Римской Империи германской нации” остаток Ордена со временем превратился в династический Орден австрийских Габсбургов. Были секуляризованы и подчинены короне и все военно-монашеские Ордены Иберийского полуострова. Единственное исключение - древнейший Орден рыцарей-госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского, продолжающий существовать в форме многочисленных рыцарских братств (оспаривающих друг у друга правопреемство от древнего странноприимного братства, основанного в Иерусалиме ещё до начала Крестовых походов). Но братства эти не имеют уже ни собственной территории, ни подлинного суверенитета, а католический т.н. “Суверенный рыцарский Орден госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского, Родоса и Мальты” с центром в Риме представляет собой всего лишь “карманный” Орден римских пап...
                                                                                                                           В. Акунов

  От редакции. Помещая эту статью, мы прекрасно сознаём возможные нарекания читателей, привыкших видеть в запорожцах, начиная с изучения в школе “Тараса Бульбы”, защитников “Святой Руси” - не только от мусульман, но даже в большей степени от католической экспансии. При огромном недостатке наших знаний по истории Европы и христианского мира вообще, все западные ордена воспринимаются как нечто однородное - что коварные иезуиты, что пресловутые масоны, что те же мальтийцы и другие военно-монашеские объединения (создававшиеся для защиты ценностей западно-христианского мира от всевозможных ересей)...

  Начиная с монгольского периода, история России совершенно неоправданно рассматривается у нас в отрыве от истории общеевропейской (и, в советской школе особенно - в отрыве от истории христианства) - и оттого многие факты нашей исторической близости до сих пор воспринимаются с удивлением и даже недоверчиво. Хотя как раз для казачества, сформировавшегося на границе не только с мусульманским миром, но и двух областей единого некогда европейского мира, такая близость должна восприниматься как само собой разумеющаяся!..

  В этом плане статья В.Акунова не просто указывает на духовно-рыцарскую составляющую служения и устройства запорожского “степного лыцарства”, но и, что особо важно, восполняет пробелы наших знаний по его достаточно тесным связям с западным христианским миром. В конце-концов, не будем забывать об общем духовном источнике обеих ветвей христианской Европы - Святом Евангелии. Более же близкие к нам по времени и, соответственно, более известные читателю “религиозные войны” Запорожья с Польшей, знаменитое “жид, ксендз, собака - вера однака!” - это уже более поздний период. И о нём автор тоже пишет - но уже вскользь, как бы нехотя…

  Понятна его любовь к теме, происте