Жил-был Казак. Скучно ему дома
сидеть. Томно. Вот решил он белый свет поглядеть да себя показать. Оседлал коня
и поехал.
Ехал-ехал. Видит, на перекрестке трех дорог кабак стоит.
«Зайду, — думает, — передохну перед дальней дорогой». Сел за стол.
Поел-попил. Видит, к нему старик подсаживается. Посмотрел на
него Казак, вроде как где-то видались. И спрашивает:
— Не знакомцы ли мы с тобой? А старик отвечает:
— Я — Судьбина твоя.
Смотрит Казак на Судьбину свою, разглядывает. Седой, старостью
скрюченный... На лице шрамов не счесть. Из мутных глаз слезы точатся. Заныло
сердце у Казака. Страшно стало.
Судьбина усмехается:
— Вишь, — говорит, — Казачок, что тебя впереди ждет. Мой
тебе совет — возвертайся домой, а то плохо тебе будет. Много горя примешь.
Расстались они. Поехал Казак домой. Растревожил душу
Судьбина. «Ох, — говорит, — не будет мне покоя дома. Должон я знать, что меня в
этой жизни ожидает». Развернул коня и поехал куда глаза глядят, лишь бы от дома
подальше.
Много времени с тех пор прошло. Состарился Казак, чувствует,
что жизнь в концу подходит. «Заеду, — думает, — в тот кабак, где Судьбину
встретил». Через порог переступил, глядь, а тот уже в кабачке сидит,
ждет-поджидает.
Выпили они за встречу.
— Ну что, Казачок, — говорит Судьбина, — понюхал, почем фунт
лиха?
Казак головой кивает, соглашается.
— Да, — говорит, — твоя правда была, много горя принял.
— Не жалеешь, что меня не послушал?
— Нет, — говорит Казак, — не жалею, что ж о прожитой жизни
жалковать. И вздохнул. А Судьбина дальше пытает.
— А если б, — говорит, заново жизнь повернуть, согласился
бы? Казак подумал.
— Нет, — говорит, — не согласился бы. Моя жизнь мной
прожита.
И выпили они по второй рюмочке.
Дивятся на них люди, думают, что родные братья беседу ведут,
до того похожи. Посмотрел Казак на Судьбину внимательно и усмехнулся. Судьбине
это не по нраву.
— Ты, — говорит, — что усмехаешься. Если есть что на душе,
скажи, не держи.
— Глаза у тебя, — говорит Казак, — светом полны, не то что
давеча. Вот я и смекаю, знать, и мне в этой жизни удача была.
Помолчал Судьбина и говорит:
— На этот раз правда твоя, Казак. Жил ты по совести.
